* * *

          Мужчины прервали разговор, дожидаясь, пока энергетики пресытятся своими ежевечерними играми с веерным отключениями света у горожан. Здесь, в элитарном районе города, в такие моменты в дело вступали резервные энергетические линии, и, таким образом, наиболее продвинутые горожане без света оставались лишь три-четыре минуты, что тоже было не слишком приятно. А прочие жители Краснобереженска сидели в такие вечера без телесериалов, порой, по два-три дня. Кто-то даже судился из-за этого  с энергетиками, и, между прочим, кому-то случалось суды выигрывал!

     Наконец, лампы, игриво подмигнув пару раз собеседникам, отрыгнули яркой вспышкой, и загорелись стабильно.

— Антон Викентьевич, ты уж поверь старому студенческому приятелю. Все не так скверно, как ты думаешь. Конечно же, мы оба за поиск оптимального варианта. И мы, несомниваюсь, найдем его. Здесь и сейчас.

     Собеседник Чуба принадлежал к той редкой породе мужчин, которых следы прожитых лет и обширная лысина только красит. Может солидности добавляет и благообразия?

     Рука человека в кителе участливо коснулась плеча Чуба.   

    — Общение с налогоплательщиками – наш каждодневный удел, –договорив это, налоговый чиновник полез за новой сигаретой и предложил одну хозяину.

     Тот, словно защищаясь от сигареты, вытянул руку.

     – Бросаю, – отрезал Чуб.

    Между тем человек в кителе и в полно звездных погонах продолжал:

    — В глазах рядовых граждан, человек подобный Путинцеву – герой нашего времени. Ты подумай сам, Антон. Человек своим умом и знанием выводит своих рыбок и сам их продает. Его клиентов меньше всего интересуют наши  сертификаты и номер свидетельства предпринимателя. И наш «рыбник» многие годы обходится без этих документов. В представлении обывателя он не вор. Он человек, умеющий работать и жить. А вот я, налоговый чиновник — душитель всего живого и прогрессивного на земле.

     — Между прочим, эта рыбья золушка, за первые годы своей работы угреб не столь уж малые  гонорары, – не мог согласиться с неуязвимостью своего конкурента Чуб.

     -Да, вероятно, на несколько десятков, или сотен тысяч долларов, – соглашался налоговик. Но теперь документы у него в порядке, пожалуй, кроме аттестации на квалификацию. А то, что многие из них оформлены его друзьями в нашей сфере задним числом, и то с датой куда более поздней, чем он реально начал свой бизнес, так это мы, вряд ли  докажем.

     -А что ты сказал про аттестацию? – заинтересовался предводитель депутатского корпуса краснобережья.

     -Мы конечно, если ты настаиваешь, передадим наши сомнения насчет коммерческих документов Путинцева в наш крайизбирком. Но, боюсь, это все, что я в силах сделать для тебя, старый друг, в данной ситуации.

     На этом старые приятели оборвали деловой разговор. В комнату гурьбой ввалилось семейство налогового босса: с внуками и собакой. Разговор сам собою перекинулся на простые житейские темы.

     Вечером, попивая тиши домашнего уюта чай, Чуб снова и снова прокручивал этот разговор, слово за словом, в своей цепкой памяти.

     -Мозгляк и сачок, — не удержался Антон Викентьвич от ярких эпитетов в адрес своего сверх осторожного приятеля из налоговой полиции.

     Что ж, теперь вся надежда на этот клочок бумаги, – решил Чуб, в который раз разворачивая листок, только сегодня предоставленный ему другим, действительно душевным приятелем. Этот корешок был из органов, к которым и сам Чуб когда-то имел некоторое отношение. Листок был явно извлечен из самых глубин архива и имел от роду  чуть менее четверти века.

     Скорее всего, наш «рыбовод» давно забыл о существовании этого белого листка с не длинным и ясно изложенным текстом и множеством закорючек – росписей, – рассуждал про себя Чуб.

     – А зря, между прочим, зря. Знал бы ты, Рыбник, что одна из этих закорючек твоя, не ходил бы теперь «гоголем»! – ерничал мысленно Антон Викентьевич. — Нужно только этот листок «подать», как следует, с тебя с самого чешуя начнет слазить, — удовлетворенно решил спикер краевой думы и, не спеша, стал набирать телефонный номер хорошо знакомого редактора.                                                   

                                                                                            * * *

     Едкий, сладковато-вонючий дымок, подобно злому духу, витал над городом. Покидать уют машины ужасно не хотелось. Все-таки Вовик заставил себя выйти из нагретой «Волги» на последнюю, уже не зимнюю прохладу. Но уж больно его заинтересовало происходящее вокруг и он вылез на воздух. 

     Вовчик с любопытством смотрел на жиденькую толкучку демонстрантов с наспех сделанными, коряво расписанными транспарантами в руках. Ему было довольно зябко, но он твердо решил, во чтобы то ни стало, понять, чем же обернется для Андрея этот очередной скандал?

     Колонна человек на тридцать, не слишком стройно, скандировала «Рыбника на мясо!» и «Во власть — с чистой совестью!», «Долой Птеродактиля и Рыбника! Народу не нужен парк Юрского периода!»

     Как обычно, увлекшись, Вовчик не замечал, что его нижняя губа сильно оттопырена и он стал похож на первоклашку, случайно увидавшего слона на около цирковой улице.

     Володе было очевидно, что эта акция инспирирована, и, безусловно, кое-кем прилично оплачена. И тут же смекнул кем именно! На взгляд Володи, это была пустая трата средств. Ни какого вреда подобный аттракцион протеста Андрюхе не принесет. Ни Андрюхе, ни Станиславу Владимировичу.

     -Вот этих двоих я видел на недавнем митинге КПРФ. А эти трое вечно требуют то открытия чего-либо, то закрытия, – выхватил Вовик цепким взглядом из толпы еще пару запомнившихся физиономий.

     — Профи, их ма-а-а-ть! Нужно деду сказать, — подумал он. — Чем зря дома сидеть, пусть лучше подрабатывает на митингах. Дед и сам будет рад заработку, – решил все за деда Вовик.

     -Похоже, профессия демонстранта в ближайшие месяцы будет пользоваться стабильным спросом, – заключил Володя, продираясь обратно к своей машине сквозь толпу, беснующуюся лениво и без подобающего случаю огонька.

                                                                                      * * *

     Стас стоял у окна и рисовал на запотевшем стекле узоры и чертиков.

Нормальный человек, когда ему очень плохо, хочет, словно котенок, в клубочек свернуться. Или, будто он ребенок маленький, к мамочке под руку спрятаться. Хочет вернуться в свое беззаботное детство.

     Стас не мог хотеть даже этого. Ведь в детстве, точнее в юности была ОНА.

     Она уже давно не снилась ему. Но Стас, по-прежнему, избегал любых воспоминаний о той поре. Во всех его воспоминаниях юности жила она, Людмила. Девушка, которую Стас, почти, не знал, но память о ней, вернее ее образ, ему суждено носить в себе до конца своих дней.

      Стаса в тот день, как обычно, когда выпадала свободная минута, нашли в школьном живом уголке. Классная руководитель, Наталья Матвеевна, или по школьному погонялу «Вертолет», ворвалась в живой уголок и, словно начиная артподготовку, открыла огонь из огневых систем малого, пока, калибра.

      Стас, у тебя проводится в классе, хоть какая-то профилактическая работа, или нет? Комсорг ты или кто?             

    — Да что случилось, скажите же, наконец, Наталья Матвеевна.

    -Ага, мы, конечно же, не знаем! Мы естественно не в курсе!

    -Наталья Матвеевна, я так ни когда не смогу понять, о чем идет речь.

А изволите ли видеть, Станислав Владимирович, — вовсю язвила и все более распылялась учительница. – Речь идет о том, что ученики твоего, заметь, всего лишь седьмого класса, представь себе — целовались. Да еще и рядом со школой! Боюсь, у нас с тобой не седьмой «Б» класс, а настоящий вертеп, – и дальше много чего, в том же духе.  

    Стас, естественно, не стал объяснять пожилой учительнице, что вертеп – это всего лишь разновидность старинного кукольного представления, а вовсе не символ неприличия, как она должно быть, всю жизнь полагала. Он легко признал, что этот инцидент — его личная недоработка, и пообещал поговорить с провинившимися.

    -Поздно разговоры разговаривать! – отрезала классная дама. — Обо всем стало известно завучу. Немедленно проводи комсомольское собрание, – распорядилась «Вертолет».

     Собрание шло ни шатко, ни валко. Эпизод с поцелуем, разумеется, не мог вызвать у учеников особого негодования. Скорее наоборот. Стас уже и сам целовал девочек. Он искренне полагал, что новенькая, веснушчатая очкарка, виновата лишь в том, что не нашла другого места целоваться, кроме как возле школы. Возможно, в другом месте ей целоваться просто не предлагали?

     -Все равно, дура! А раз дура, вот тебе выговор, — жестко подумал Стас. – Я же за нее теперь отдувайся.

     Но Матвеевна, должно быть, опасалась, что юный Стас опять проявит излишнюю мягкость и либерализм, и кого-то уже сгоняла за подкреплением: комсоргом школы и завучем.   

     Стас уже тогда прекрасно понимал, что ему, простому пареньку с родителями, не имеющими в ВУЗах ни малейших «подвязок», да еще, не дай Бог, с подмоченной репутацией экс-комсомольского вожака, ни в жизни не поступить в приличный институт. А учиться после школы он планировал твердо.

    Наконец, через час горячей головомойки, собрание закончилось. Людке, как звали веснушчатую новенькую, по обычаю тех лет, влепили строгий выговор по комсомольской линии с занесением в личную карточку. И все с облегчением разошлись по домам, учить уроки.

    А уже ближе к полуночи, прибежал сосед по парте спереди, Славка, и рассказал, что Людку потеряли после собрания родители и проискали ее весь вечер. Нашли только что. И перевозбужденный Славка наповал сразил Стаса своей последней фразой. Оказывается, Людку только что вынули из петли!

    У ее родителей тоже не было блатных «подвязок». И она тоже собиралась, после школы, учиться. Да и отец — алкаш, говорят, драл ее за малейший проступок. А тут — скандал на всю школу.

    И вот, эту печальную повесть теперь, через двадцать пять лет, в мельчайших деталях  описывала «нейтральная», точнее близкая к спикеру Чубу газета.

    Стасу не хотелось стать ни малышом, ни пушистым котенком, чтоб в клубочек… Хотелось стать малюсенькой рыбкой. Нырнуть поглубже и уже ни когда наружу не выныривать. И совсем более не интересоваться, кто здесь, на этой долбанной земле, у этих приматов причем живо жрущих, стал губернатором. Да мне по фигу!

                                                                            * * *

   Струи лазерного света наотмашь хлестали не большую сцену, потолок, ряды сидений, заполненные зачарованными зрителями. Самые причудливые цветовые оттенки торопливо перебивали друг друга, словно опасаясь, что какой-то цвет не успеет покрасоваться перед публикой.

     Этот зал перевидал, переварил в себе, как во чреве, множество различных шоу. Но еще никогда он не был свидетелем такой цветовой и бутафорной чехарды на фоне столь благоговейной тишины зала.   

    Ариэль Шварцкопфф, облаченный в экзотичный костюм, представляющий собой дикий синтез одеяний восточного звездочета и православного священника, восседал за кибершаманской установкой на фоне роскошного иконостаса и то и дело воздевал к небу свои руки и очи.

    -Вас, в последние пару лет, преследуют неприятности, — говорил Ариэль солидному мужчине, по виду предпринимателю средней руки или не слишком крупному служащему. – У вас больна печень, и проблемы в интимной жизни. А также, вашу машину ударила крутая иномарка, но виновник аварии не хочет возмещать вам ущерб, – резко отрезал  ясновидец. 

    Вадику Лысено, с трудом привыкающему к своему новому высокопарному имени Ариэль,  и новой, весьма эпотажной биографии, очень мешал тоненький, едва заметный, проводок. Он, раздражающе, потягивал его ухо, к которому и крепился наушник с проводком-надоедой. Но избавиться от него было никак невозможно. Через ноутбук, установленный среди кибернетическо — шаманской мишуры, он связывал Ариэля с местным банком информации МВД. Именно через него знаменитый и очень модный маг-целитель самым чудодейственным образом проникал в самые сокровенные тайны своих пациентов.   

     Демоническая внешность Вадика однажды привлекла внимание весьма влиятельного сотрудника центрального аппарата министерства внутренних «органов».

     -Моя информация и твоя внешность позволит нам беспрестанно заниматься ручным трудом – грести деньги. Причем, лопатой, – привычно, без обиняков, начал вербовку мент. – Как ты относишься к такому труду? Не утомишься? И на раскрутке сэкономим. Будешь, к примеру, Ариэль Шварцкопфф.  «Ариэль» и «Шварцкопффов» и до нас не слабо раскрутили, – хохмил милицейский чин. – Вот мы и сэкономим на рекламе.

     И теперь, стоило пациенту Вадика назваться, как на него, из ноутбука, поступала самая исчерпывающая информация.

     -Да, – выпалил  ясновидец. – Вас, явно, мучает бессонница. Мой вам совет, заплатите налоги.

    Но вдруг, Ариэль с удивлением зафиксировал на себе взгляд человека, начисто лишенного трепета по отношению к его «магической» персоне. У чародея появилось неприятное ощущение, что пристально глядящий на него человек, о нем самом знает гораздо больше, чем смог бы узнать Ариэль об этом зрителе.

    — Да, это то, что и требуется, – пробурчал Андрей. — Этот, подойдет, пожалуй, – сказал Андрей и торопливо заковылял на своем костыле из зала.

     Ариэль в этот вечер довел свои чародейства до конца, но уже будто нехотя, машинально. Смутное беспокойство, внезапно поселившееся в мага, уже в тот вечер его не покидало.

     — Не к добру это, — чуял колдун. – Ох, и не к добру!

                                                                              * * *

   Этот грех, святой отец, гнетет меня каждодневно. Уже двадцать пять лет мое усталое израненное сердце не ведает покоя, – сокрушенно выцедил, после долгого молчания, коленопреклоненный Стас.

      Он, как всякий солидный трагик, долго держал паузу. После паузы Стас продолжил:

     -Скажите, ваше преосвященство, как знать пятнадцатилетнему отроку, чем может кончиться та наша назидательная суровость?

      Стас поднял повлажневшие глаза на Владыку.

      – Как было предугадать нам, совсем еще детям, что один, пока малый грех подтолкнет нашу подругу к греху еще более тяжкому и непоправимому — к руконаложению? 

     Владыка терпеливо ожидал своей очереди сказать веское, и еще более богопочитаемое слово.

     Света, для крошечной исповедальни оказалось слишком много. Было нестерпимо жарко. Тучный отец Ананий просто истекал собственным «соком». Он с ужасом  понимал, что еще пятнадцать минут и свежесть воздуха в исповедальне не спасут ни ладанки, ни дезодоранты.

     -Я полагаю, что память об этом грехе, душевные твои тяготы сподвигли тебя на многие дела хорошие, богоугодные, ради народа нашего, сибирского. Эта память, несомненно, и впредь будет уберегать тебя, сын мой, от заблуждений и соблазнов, во всех делах твоих, в малых и в великих.

      Святой отец с трудом сдерживал давящий его смех, глядя на то, как  толпа жадных  до сенсационных кадров телевизионщиков, за спиной у кающегося Путинцева притерла своего коллегу, из телеканала «семью восемь». Репортер с хлипковатым телосложением хоть на минуту пытался вырваться из тисков, плотно сжимавших его телесобратьев, чтобы успеть снять хоть крохотный сюжетец. Да видно, все без толку. Малометражка исповедальни, при проектировании, была совершенно не рассчитана на подобные телешоу.

     -Пора сворачивать, кино, — решил владыка. Он заговорил хорошо узнаваемым горожанам певучим баритончиком:

     -Я прощаю тебя, сын мой! И Бог наш велик и милостив, он тоже тебя прощает, – убедительно заверил Стаса святой отец.

     — Живи и трудись с миром в душе своей. Будь крепок в своем раскаянии, и силен в нашем прощении и благословении, – напутствовал Владыка уходящего кандидата в губернаторы.  

                                                                                            * * *

Комната для этой встречи была не очень удобной и прохладной. Электрообогревателя не было видно. Ледышка -Луна, висела над окном, будто бесстыже подглядывая за тем, что будет творится сейчас в этой комнате.          

     Встреча двух руководителей исполнительной и законодательной ветвей власти внешне выглядела случайной. Но, разумеется, это было не совсем так. Подобные случайности всегда тщательно планируются.

     Толчком к встрече послужил непрекращающийся накат компромата. Он касался обоих политиков. Но губернатора, конечно, в большей степени. Попытка прокуратуры «просветить» работу фонда, который возглавляла мадам губернаторша, и вовсе смахивала, на корабельный бунт. Шутка сказать, родная, совсем ручная прокуратура рискнула потянуть носом воздух со стороны родного губернатора. Дерзость доселе неслыханная!

     Шумиха, поднятая по поводу прокурорской проверки губернаторского фонда в прессе, была поистине истеричной. «Птеродактиль» надеялся получить санкцию депутатов на предполагаемые контрмеры против нелояльной прессы.

     -Ситуация в наших краях становиться совершенно неуправляемой, — начал беседу Птеродактиль.  

     -Да, — соглашался Чуб. – Подобной войны компроматов Россия еще не знала.

     -Ну, вы то, хотя бы, понимаете, Антон Викентьевич, что вся эта шумиха вокруг сексуальных извращений моего сына и, так называемые «злоупотребления» моей жены в моем фонде, чистейшие журналистские инсинуации?

      На этой фразе Птеродактиль даже напрягся и чуть подался вперед, будто от ответа предводителя депутатов на его вопрос зависела вся дальнейшая судьба губернатора.

     -Видите ли, уважаемый Аристарх Иванович, – неспешно начал свою мысль Чуб, -Кому, как не мне знать, до чего могут дойти наши газетные писаки?

     Лидер местного парламента даже взял своим артистично гибким голосом сочувственною нотку. Он продолжил в том же тоне:

-Но, позволю себе напомнить вам, что именно вы не раз говорили, что являетесь безусловным сторонником беспристрастного судебного разбирательства в подобных делах. Разве не вы, в своих речах, не раз упирали на то, что все разбирательства подобных дел должно проходить исключительно в рамках нашего законодательства, — председатель ЗС попытался усесться по удобнее и откинулся, что внешне выглядело чуть вальяжно. 

     -Я и сейчас на том стою, — привычно угрюмо бурчал губернатор. — Но то, что происходит вокруг моей, семьи не вписывается ни в какие допустимые рамки. Мы обязаны пресечь информационный беспредел, и провести истинно честные выборы, – продолжал держать стойку дон Кихота, окруженного недругами, Птеродактиль.

     Чуб отрицательно покачал головой и продолжил:

     -Поймите же, Аристарх Иванович, ваши попытки «на тормозах» спустить проверку фонда, возглавляемого вашей супругой, только усиливают подозрения и негодование у нашего населения.

Всегда сдержанный на людях Чуб без конца суетливо менял позы — волновался. Он заметно подался вперед и продолжил.

     – А что до разговоров о пытках, вроде как, применяемых вами во время вашей воинской службы в «Афгане» и в других горячих точках, в которых вам довелось побывать, то это не вызывает удивления у ваших же боевых товарищей. Никто из них лично этого не видел, но никто из них не удивится, если  вдруг подтвердится, что пытки пленных тогда, по вашим устным, естественно, приказам, все же применялись.

      -Это тоже наглая ложь и вы, Антон Викентьевич, безусловно, это сами отлично осознаете. Придет день, когда все лжецы, поименно, ответят за каждое гадкое слово. Уж в этом можно не сомневаться, – встрепенулся взбешенный Птеродактиль.

Чубу стало очевидно, что Птеродактиль уже не контролирует поведение не только, членов своей семьи и своей команды — он уже не способен контролировать и себя сам!

     -Разумеется, можно у прессы отнять лицензии. Налоговую полицию на них натравить можно, – уже прощаясь, рассуждал лидер депутатов, — в тайне надеясь, что сгоряча Птеродактиль и в правду продолжит дрова ломать,  -Но неужели вам до сих пор не ясно, что основу столь неприязненного имиджа ваша администрация сама себе организовала? Весь этот контр-пиар вы сами и породили.

     -Значит, опять не договорились, Антон Викентьевич? Очень жал! Ведь прежде, нам это хотя бы иногда удавалось.

     -Губернатор, дело не в том: за вас я или нет, дело в том, что я за краснобережцев! – на этой патетичной ноте председатель законодателей и завершил переговоры. Он ощущал армат победы.

     — Все, у губернатора цувцванг! — удовлетворенно вечерком, в кругу приближонных, констатировал Чуб, вспомнив шахматную терминологию. – Больше у него толковых ходов нет. В дальнейшем любое действие Птеродактиля по нему же и ударит.  

                                                                              * * *

     -Ты по-прежнему, в обиде на меня? – Андрей и сам в последнее время при встречах с Вовиком стал ощущать некоторую неловкость.

     -Да нет, чего там, проехали, – буркнул Володька. И тут же оживился. – Ты знаешь, Олигарх на нашем заводе неслабый заказ размещает. 

     -Который из олигархов? – живо отозвался Андрей, обрадованный потеплению их отношений с Володей.

     -Да нет, не тот, о котором прежде столько шуму было. Летающий Олигарх. Олигарх – авиастроитель.

     -Понятно, — Андрей, как всегда охотно сострил. – Неужели, летающие жатки выпускать станете? Давно-о-о пора!

-Ну, во-первых, если такие, как я «конструктора» за дело возьмутся, так и жатки летать научатся, — важно и назидательно отшутился Вовик — А во–вторых, у нас ведь не только жатки производить можно.

      -Ясно. Сеялки тоже «могёте»? – не унимаясь, подковыривал приятеля Андрей, -Убирающееся шасси у сеялок, как я понимаю, ты конструируешь?

      -Да нам, конструкторАм, главное, что на завод поступит до шестидесяти пяти «зеленых лимонов», вот что главное. А что вы думаете там, «наверху», где ты теперь обитаешь, нам ведь глубоко одинаково. Да хоть сожрите там друг дружку, как крысоловы. Нам то что? По мне, чем громче на верху хруст перемалываемых челюстями костей, тем людям внизу легче живется. Да и веселей, – развеселился Володя, от того, что сумел тоже неплохо уесть приятеля.

      -Значит, ваш директор привез от авиационного Олигарха контракт и помалкивает? – заинтересовался подробностями Андрей.

      -Точно. Я и тебе об этом говорю по старой дружбе. В общем-то, это закрытая, пока, информация.

      -А как же он администрацию губернатора по дуге объехал? В чем у них в этом интерес будет? – пытал Андрей Вовика.

-Так в том все и дело, что не предусмотрен программой посторонний интерес. Пока  настроим, отрегулируем процесс — все будет, как у Насреддина – либо ишак помрет, либо падишах. Здесь, тоже говорят, что либо твой «рыбник» станет губернатором, либо сам Олигарх — авиастроитель. Тогда и пойдет речь об интересах.

     Тут Володя щегольнул перед другом умением мыслить стратегически.

     — С уходящими нужно тепло прощаться. Калитку за ним поплотнее закрыть, а не об их интересах заботиться. Разве нет?

      -Значит, управление промышленности не в курсе, – думая о чем-то своем, словно в прострации, несколько раз повторил Андрей. Затем, будто очнувшись, громко и озорно воскликнул:

      – Ну, тем хуже для них. Пусть уходят голодными!

     Андрей вспомнил, как всегда, о чем-то неотложном и стал комкать разговор. Он, по привычки шутливо, напутствовал на прощание друга.

      -Следи, чтобы жатки ржавыми не получились. А то не полетят. Ржа испортит аэродинамику!

           Сергей Баршай.   Иллюстрации автора.                                                                                          Март 2002г.