Таких холодов, как в ту памятную зиму на рубеже тысячелетий, не припоминали даже городские старожилы. Казалось, в городе перемерзло все. Весь город заледенел. Лишь сифонили горячим паром как решето дырявые теплоцентрали. Да по-прежнему, густым на морозе паром была окутана самая могучая река Сибири.

     Перебои в работе городского транспорта начались задолго до морозов. Осенью друзья Птеродактиля из нефтяной корпорации «Экос», уже в который раз, взметнули цены «горюче смазочных…» на недосягаемую для перевозчиков высоту. Слуги народа из городской Думы со своей стороны ввели лимит на расценки за коммерческие автобусные перевозки. Гонять автобусы перевозчикам стало не очень выгодно. Январские морозы завершили дело. Половина автобусов Краснобереженска встало. На остановки города возвратились порядком подзабытые со времен развитого социализма «хвосты» очередей. Обморозившиеся на автобусных остановках горожане теперь ежедневно поступали в «неотложки» города.

         Природа будто осуществляла непостижимый человеческому разуму вне научный эксперимент на сибиряках. Вроде как, хотела определить предел их живучести. Уже четвертый год, здесь – в центре России, мороз переписывал отечественную книгу рекордов холодов. Дваже местный негр на недели пришел домой румяный с мороза!

      Мерзли все, даже губернатор. Его загородная резиденция из «Дубков» местные остряки давно переименовали в «Дубаки». В эти морозные дни даже там было неуютно. И губернатор, и прежде не часто посещавший свои путем им так и необжитые территории. А в такой мороз и тем паче был сюда ни ногой!

      Впрочем, администрация здешнего Края тут же выдвинула старую добрую теорию, о том что дееспособность любой команды как раз и проверяется в отсутствии ее лидера. Первые лица Краснобережья  предпочли наблюдать за успешностью эксперимента на морозоустойчивость, кто из Парижа, предварительно позаботившись об отправке самого себя на конгресс в ЮНЕСКО, кто из Тайланда, а кто из дома, стало — быть, из Москвы.

      Лишь мелькала коренастая подвижная фигура неутомимого городского головы, Петушкова, то на одном аврале, то на другом. «Пальмыч», как его любовно звали горожане за распространение реликтовых в Сибири, успевал везде. В вечерних новостях его силуэт мелькал по три – четыре раза на дню, а рейтинг доверия горожан к своему мэру достиг едва ли не стопроцентной отметки. Да руководитель «Красноберэнергетики» Тузичеев уже нажил хрипотцу в голосе, призывая земляков с голубых экранов и радиорепродукторов не пользоваться электрообогревателями и не усугублять энергетический кризис в крае. Но, краснобережцы пользовались. Да еще как никогда активно, пользовались в эти морозные новогодние дни вечным сибирским согревающим – «спиртусином». Торговля подпольным спиртом в эту зиму приобрела такой размах, что спиртобароны планировали надстроить над третьими этажами своих коттеджей четвертые.

     И это все на фоне бесконечных историй о не выплатах работягам за выполненную работу, которые снова стали символом Краснобереженска. Плюс очереди. Народ стоял за всем: за кефиром и колбасой, за яйцами, вечно перемороженными, будто их снесли куры еще доледникового периода, за страшно дорогим и все равно отсутствующим на бензоколонках бензином. Горожане снова, как и десять лет назад, дружно толпой охотились на редкие теперь автобусы, разумеется, коммерческие, порой выныривающие из-за угла, словно  исчезающий с лица планеты вид доисторического животного. 

     Стас тоже не пытался заводить машину в сорока пяти градусный мороз. Иномарки в такую морозную погоду даже «не чихают».

     Станислав стоял  на автобусной остановке, среди кутающихся, подпрыгивающих от холода земляков, и терпеливо ждал «сотку». Между прыжками и пробежками, ожидающие дружно материли власти всех мастей. Стасу вспомнился последний разговор с Андреем и «обитателями кожаных диванов».

    — Очевидно, они правы, – понял Стас. – На наших кожаных диванах обитают тоже не ангелы. Но эти, хотя бы стараются создать такую ситуацию, при которой головастый неленивый человек мог бы нормально работать и жить безбедно.

    С этой мыслью Стас с толпой энергичных горожан взял на абордаж, наконец, подошедший «Пазик». Внутри было тесно, но довольно тепло и мысль лениво продлилась:

    — Что-то должно меняться. И если для этого ИМ так уж необходим я, то, вероятно, придется соглашаться, – отчетливо, вдруг, понял Стас, продираясь к выходу. — Но что-то должно меняться, – про себя повторял он. – Что-то должно, несомненно, меняться.                                                      

                                                                                      * * *

     В цехе еще было довольно прохладно. В январские холода завод стоял, точнее, лежал, словно труп окоченелый. И вот теперь, с первыми лучами подобревшего солнца, завод начал лениво потягиваться рукавами своих конвейеров, будто стряхивая с себя следы зимней спячки.

     И, чуть ли не в первый же рабочий день, на завод нагрянул сам губернатор со своей многочисленной свитой. Только замов с приставкой «вице» – человек шесть. А уж прочих и считать некогда.

     Хотя до губернаторских выборов было довольно далеко, Птеродактиль во всю проводил встречи с трудовыми коллективами избирателей. Дошел черед и до Вовкиного завода.

     Вовик впервые видел Птеродактиля живьем, а не по телевизору. Поскольку Вовчик, худо-бедно, был конструктором, то мог любоваться Птеродактилем не как все работяги – издали, а, как и положено «конторским», с близкого расстояния. Телевизионное впечатление о губернаторе не было обманчиво. Одет хозяин края был, как всегда, столичным франтом. И голос, ставший объектом нескончаемых пародий сатириков, действительно  был зычный.  Взгляд — словно одолжен в музее древностей,  как у настоящего неандертальца. На какую-то секунду взгляды Вовочки и Птеродактиля сошлись, и Володина  спина покрылась противной липкой испариной.

    -Так значит это не сплетни — с ужасом осознал Вовик. –  Значит верно, что этот гипнотический взгляд – половина  успеха в карьере губернатора. Интересно, о чем сейчас думает этот человек, медленно обводящий окружающих  взглядом не позавтракавшего примата?

                                                                                * * *

     Заводской сборочный цех — довольно большое помещение. И, хотя на собрании пришло едва ли не половина завода, все-таки было неуютно и очень прохладно.

     Птеродактиль, и без того вечно чем-то недовольный в этот день ежился и хмурился больше обычного. А тут еще этот белокурый хмырь с незакрытым ртом так откровенно на него таращится.

     -Кажется, его представили, как конструктора по гидравлике, – вспомнил Птеродактиль и еще раз недобро покосился на Вовочку. Он, разумеется, обратил внимание, что беднягу невольно передернуло от одного его, губернаторского взгляда.

     — Чего больше в этой невольной ужимке, — мелькнуло в голове у губернатора. – Страха или ненависти? За что они меня так с первого дня возненавидели?

     Но уже через минуту мысли Птеродактиля унеслись далеко от Вовика, и он погрузился глубоко в свои невеселые размышления, едва воспринимая происходящее вокруг.    

    — И все-таки интересно кто же, кто? Может Чуб? – сверлил мозг  губернатора один и тот же навязчивый вопрос. Он на секунду представил себе холеного, с повадками кинозвезды, председателя Законодательного Собрания краснобережинских земель, Чуба.

     — Само собой, что этот попрет на предстоящие выборы обязательно. Но для его команды этот выпад слишком жестковат. Ни его стиль. Тогда кто? Мэр? Петушков тоже может ломануться в предвыборную кутерьму. И ума и наглости, и решительности в нем хватит. Но нет в нем чего-то. Ауры, планиды, что ли недостает. Да и хлипковат он, пожалуй. К тому – же, ход больно отчаянный. Нет, мэр бы на такое, врят ли решился. Тогда кто? Может Гагарин? Лидер фракции коммунистов подходил для этого по всем статьям. Умен, образован, чертовски речист и обаятелен. Имеет огромный управленческий опыт. Но ведь у этого своя беда – продолжал мысленный анализ губернатор, – уж очень любит старый «коммуняка» щеголять своей чистоплотностью в политике. Нет, такого, хоть и точного, но грязного хода он себе не позволит. Ну, кто же тогда, кто? – пухла от дум голова губернатора.   

     — Так что сами видите, Аристарх Иванович, — услышал Птеродактиль рядом с собой певучий голос свежего директора завода, — Благодаря Вашему личному участию завод вылетел на совершенно новую орбиту. Таким образом, уже в этом году…   

                                                                               * * *

    — Во, Стас, смотри какой пучеглазый! Совсем, как твои рыбки, – гордо сообщил Андрей, любуясь произведением своего компьютерного монтажа. – Только гребешок на башке совсем редкий.

     Стас смотрел на компьютерного мутанта с откровенным выражением брезгливости на своем открытом благообразном лице. Для него, мутатора аквариумных рыб, сравнение подобного политмурла с безгрешным, почти святым рыбьим ликом было кощунственно.

   — Послушай, Андрей, ведь от лукавого все это.

   — Стасик, родненький, ты опять про это? Ну умоляю, давай не будем?

   — Про это, про это, – повторял Стас, заворожено глядя на компьютерный монтаж, на котором очень «высокий» краевой функционер весьма непринужденно себя чувствовал в обществе двух малолетних мальчиков. Облетевшие всю страну кадры с раздетым генпрокурором в бане на фоне двух девиц, по сравнению с монтажом Андрея выглядели рождественскими рисунками.

     — Андрей, ну с тобой разговаривать — это сомневаться, кто из нас двоих нездоров. Да ты пойми, если наши противники сумеют доказать, что это монтаж, нам не только губернаторского кресла ни видать – мы, до конца наших дней, с горшечного стульчика самостоятельно вставать ни сможем.

     Слова Стаса, похоже, только раззадоривали Андрея.

    — Ну вот, кажется, и до тебя дошло значение слов, которые я не устаю повторять, – веселясь с каким-то азартом, сказал Андрей. — Печать, в умелых руках, может оказаться очень, очень грозным оружием. Важно, чтобы кое-кто понял главное. Компромат – это ядерные боеголовки. Их необходимо иметь, если ты хочешь, чтоб с тобой считались, а применять их, без самой крайней нужды не следует, — уже в силу профессиональной привычки по газетному высокопарно и задиристо рассуждал Андрей.

    Андрей встал. Чтобы размяться после долгого неподвижного торчания у компьютера, он принялся довольно лихо ковылять на своем костыле. На минуту замер перед небольшим натюрмортом, что уже лет пять, украшал в этом месте стену. Осмотрел ее, как впервые. Затем, широко вышагивая, продолжил прерванное не минуту рассуждение.

    -Эта потенциальная взрывчатка позволит и без взрыва создать мощную созидательную волну. Нашу волну! А на ее гребне окажешься именно ты. И дрессировать тебе не стайки аквариумных рыбок, а человеческие своры. Дрессировать, ловко играя на пороках, слабостях и вечной конкуренции внутри людского стада. – Андрей полушутливо воздел руки к вечно недовольно ворчащему Стасу, словно перед ним был ни его старый друг, а мессия.

    -Стас, дружище, милости просим в губернаторы!

    Слова Андрюхи были слишком напыщенными и позерскими. Но этот мир давно достал Стаса своим убожеством и несовершенством. Ему давно казалось, что разобраться в процессе жизни людей ни чуть не сложнее, чем в рыбьей жизни. Раз у него получается разбираться в этой жизни тоньше глубже других, то в праве ли он от этой миссии отказываться? Взгляд Стаса потеплел. Улыбка чуть тронула уголки его губ. Он, тяжко вздохнул полной грудью, словно, наконец, принял очень важное, давно тяготившее его решение. Решение, разрывающее Стаса, со многими привязанностями.в его прежней жизни. Но вместе с тем, это было решение от много Стаса освобождающее, решение очищающее его.                                       

                                                                                 * * *

     Вовик встретил Риту совершенно случайно. Он даже себе не признавался, в том, что специально старается ездить мимо тех мест, по которым Рита обычно идет с работы. Вовик упорно называл свои нередкие  встречи с Ритой случайными

    — Рита, ну о чем разговор? Разумеется, я охотно подвезу тебя. – вовсю любезничал Вовик с Ритой. – Кстати, твои сапожки очень смотрятся на фоне моей машины.

    — Очень рада! — не без иронии парировала Рита, а про себя подумала, что Вовка с годами, с опытом так и не стал оригинальнее. Вслух же только спросила, почему Вовик не купил похожие сапожки своей Леночке?

       Вовчик досадливо поморщился. Он понял, что и на этот раз комплимент оказался не слишком тонким и не дал того эффекта, на который Вовик смел надеяться.

       — Ну вот, хотел разик залезть в чужой садик, а тут что же, ограда, не по мне, высоковата? — только и осталось констатировать про себя Вовочке. – Ладно, поищем калитку,– твердо решил он. Усаживая Риту в свою «Волгу», он в подробностях рассказал ей, какие оригинальные сапожки ему довелось видеть в прошлую свою командировку, и аккурат , как теперь Вовик понял, ее, Ритин, размер был. Рита молча кивала, думала о чем-то своем и Вовчика явно не слушала.       

                                                                                    * * *

     Чуб последние две недели с ужасом подмечал, что все вокруг него резко меняется.

     —  Все меняется со стремительностью снящегося кошмара. Еще недавно  в глазах его окружения – финансового и политического бомонда, читалась едва ли не песья преданность. И вот, все изменилось, как кто скомандовал. Теперь председатель ЗС края на политическом пространстве ощущал себя, как корова на хоккейном льду — все кругом разъезжалось! Было очевидно, что политические котировки нынче не в его пользу, и на него более ни кто не ставит.

     Подпрыгнув пару раз, на изрядных ухабах, Чуб попросил водителя попридержать машину и не лихачить. Он бережно поправил свою прическу топ модели. Взглянул в окно машины не запоминающим взглядом. А через минуту, откинувшись на заднем сидении, словно в дреме, он продолжил прерванную мысль.

    — Но что же могло оттолкнуть от него эту алчную толпу соискателей политических дивидендов? Где же он напортачил? На чем прокололся? Может, стало известно о его активе в «Сибиндустрии»? Но, во-первых, какой-нибудь, хорошо подкармливаемый писака уже бы вопил об этом на весь край. Нет, молчит, пока, пресса. Ну, а во-вторых, для тех, кто знает об этом, шум столь же гибелен, как для самого Чуба. Если он, как политик вдруг «захромает» и сойдет с политической дорожки, то завалится и «Сибиндустрия». Так что, с этой стороны он удара особо не опасаться.

     Кивать на два трехэтажных коттеджа, его и отца, полковника спецслужб в отставке, было бы тоже довольно глупо. Ну не спиливать же третий этаж, как в анекдоте, – хохотнул про себя Чуб.

    –  Нет, суть явно не в этажах. Просто «обитатели кожаных диванов» готовят в следующие губернаторы не его, человека с опытом председателя ЗС, а какого-то свежего приготовишку.  А  это кончится тем, что дело завалят, а Птеродактиль останется губернаторствовать и на другой срок. –  завершил рассуждения  Чуб на этой невеселой ноте.

      Машина резковато качнулась и встала. У здания здешней районной администрации его, Чуба, встречал всего лишь зам. местного главы. Причем, не первый. Иначе, как насмешку такие вещи в мире власти не воспринимают. Чуб понял, что его политическая  позиция даже хуже той, которая ему представлялась буквально десять минут назад.                                      

                                                                                 * * *

     Андрей любил поразмышлять наедине с собой, плюхаясь в теплой ванне. Может быть потому, что для него, пацана выросшего в поселке алкашей, отстроенного в стиле «баракко», многие годы теплая ванна была, едва ли, не пределом мечтаний. А может, это мерное журчание воды из крана настраивало Андрея на философский лад.

     Сейчас он осмысливал ситуацию, сложившуюся вокруг  предстоящего продвижения Стаса в губернаторы

     Годы, отданные кропотливому труду по выведению новых пород аквариумных рыб, наложили на характер Стаса специфический отпечаток. Вечный поиск единственно правильного решения стал нормальным его образом мышления. Стас привык всегда исходить из того, что малейшая ошибка способна перечеркнуть результат его труда за много лет.

    Но именно эта необычная профессия свела его со многими интереснейшими людьми. Нередко довольно зажиточными, весьма влиятельными. (Что — что, а аквариумы, при любом режиме, не могут выйти из моды!). С годами Стас стал смотреть на мир через свои аквариумы, как сквозь увеличительную призму. Именно профессиональные качества Стаса позволяли ему ясно и четко видеть густую паутину сложнейших взаимоотношений  сильных мира сего, как единое целое. И именно его талант находить решения в самых непростых ситуациях, не раз помогал распутывать самые невероятно запутанные клубки этих взаимосвязей в среде сильных мира сего.

    Потихоньку, он стал довольно авторитетным человеком в среде «обитателей кожаных диванов». То, на что люди порой тратят всю жизнь, да так и не достигают вожделенной цели – оказаться на «высокой орбите», вровень с «большими планетами», у Стаса вышло само собой. Может, потому и вышло, что специально к этому он, на первых порах, и не стремился. Он был в этой «крупнокалиберной обойме», но он сам не был «забойщиком». Он еще не был фигурой.

     На непосредственную раскрутку себя, как действующего политика Стас согласился благодаря влиянию Андрея. Андрей был свободным журналистом. К тому же, он сотрудничал с институтом исследования и прогнозирования общественных явлений. А попутно был партнером Стаса по его рыбьему бизнесу. Что-то, вроде его менеджера или импресарио. 

    Врожденная инвалидность, а, следовательно, невозможность Андрюхи раскручиваться на этом поприще самому, только подхлестывала Стасова друга, делала его еще неугомоннее и азартнее.

    Он устанавливал все новые и новые контакты. Он организовал Стасу PR. Он словно лепил Стаса и в тоже время любовался им, как тайным, видимым лишь ему одному, отражением  самого себя.

     И, наконец, сыграла свою роль модная на ближайшие лет восемь фамилия Стаса – Путинцев. Станислав Владимирович Путинцев, по единодушному мнению «обитателей кожаных диванов», на  добрягу — избирателя должно оказать просто магическое воздействие. Подобная фамилия нынче была в цене. Андрей свою фамилию тоже любил. Броскую, звучную, как пароль фамилию – Рошаль –Андрей носил гордо. Но фамилия Путинцев – совсем иное дело. Она просто обрекала Стаса, вкупе с его личными качествами, на победу в грядущем избирательном марафоне! 

     Андрей смыл с себя последнюю пену и торопливо стал вытираться. Он собирался звонить Рите. Андрей очень надеялся, что в этот час Рита одна.                                        

                                                                             * * *

     С недавних пор, после реконструкции, кафе «Топаз» стало местом вечерних посиделок «обитателей кожаных диванов». Это были довольно пестрые тусовки  толстосумов и политиканов местного пошиба, с редкими вкраплениями интеллигенции, тоже местной, и подчас, не совсем свежей. На этой тусовке живо обсуждался вопрос, ожидать ли в подкрепление  столичной телезвезде Чудоревой новый десант московских пиаровцев, и если да, то кто его возглавит? Поговаривали о самом Андрее Борзенко. Звучало вполне правдоподобно, поскольку все знали – Птеродактиль не прочь обновить свой имидж и морально «замочить» своих оппонентов. На тот момент никто не умел так беспощадно «мочить» с экрана, как телекомментатор Андрей Борзенко.

     За обсасыванием последних слухов и решением насущных вопросов «за воротник» пропускалась не одна рюмочка «Абсолюта». Завсегдатаи «Топаза», порой перебарщивали, но скандала никогда не делали. Вот и теперь, уже под некоторым градусом, за каждым вторым столиком гости еще и еще раз оговаривали, на кого же вернее «поставить», на Чуба или Рыбьего заводчика.

    Два магната обменивались заботами.

— Наша корпорация ежегодно тратит миллиард рублей на то, чтобы накормить голодных. Когда дело доходит до этого, мы по своей щедрости далеко обгоняем все остальные компании страны. И я с гордостью докладываю вам об этом. Это не соревнование в том, кто самый щедрый. Это я вам говорю как бы между прочим. Мы очень щедрые. Конечно, негоже этим похваляться, но мы щедрые. Мы очень щедрые. А в это время люди, которые едят больше, чем им  нужно — они обкрадывают страну. И лично Путина в частности. Путин, конечно же, может всё. Но он не может похудеть за каждого отдельно взятого человека», сетует один из олигархов..

 Второй отвечает, ему: — Путина не трожь. За Путина мне приятно и гордо!

 — Ага, Вот мы тут переживаем, что в такие зловредные напитки, как пиво и алкоголь, чистая вода тоже входит. Думаю, пора принять манифест, запрещающий это. Да, а наче это будет абсолютно точно равно приблизительно следующему…

 — Стас, смотри, — показал Андрей рукой в сторону одного из столиков в зале. – Брусман и Лодышников опять рядом. Поговаривают, что они на тебя «не поставили», – нашептывал Андрей Стасу.

    — Не «поставили» на меня, это вовсе не означает, что на меня «забили», –  довольно безучастно ответил Стас.

    — Ты, как обычно предельно лаконичен и точен. За что и ценят тебя люди, – и Андрей благоговейно потыкал указательным пальцем вверх.

    А, между тем, завсегдатаи «Топаза» тянули к исходу нудную унылую ночь.

    — На сколько б все проще было, будь Зубров сейчас дома? – донеслось до Андрея и Стаса со столика за углом.

    — Да, «Топаз» с нами приветлив, даже теперь, когда его хозяин париться на нарах. Будь «Зубр» дома, мы бы не крутили теперь эту идиотскую рулетку – Чуб или «Рыбий пастух». Все было бы просто и ясно. – лениво мусолил слова Ладыжников.

    — Ясное дело! А Птеродактиль со своими орлятами на нас теперь точно может не рассчитывать! – хмельным голосом констатировал Брусман

     -Ну, уж это по любому,– соглашаясь, отозвался Ладышников. — А орлята почему7 – не понял он спьяну.

     — То есть, почему? Три года летают, по системе чемодан – Москва – Краснобереженск.

     -Точно. – подтвердил Ладыжников и, потягиваясь за графинчиком, предложил. – Давай-ка еще по маленькой.

     Андрей понимающе кивнул Стасу, – Что и требовалось доказать, – и оба, во вполне приподнятом настроении покинули цитадель «обитателей кожаных диванов».                                                    

                                                                            * * *

    — Бедный Вовка! — участливо подумала Рита, вспоминая сцену не слишком ловкой попытки того за ней приударить. Еще пару месяцев назад эта попытка  могла быть и более удачной. Но именно тогда Андрею Рошалю, партнеру Володи по мелкому бизнесу во время безработицы, потребовался программист. Толковый, но малоизвестный. Тогда-то Вовчик и познакомил их с Ритой. Та, малость, повозившись, сработала Андрюхе необходимую для кадрового монтажа программку. Но многие не раз подмечали, что и после того, как работа по установке и освоению новой компьютерной программы благополучно завершилась, Андрея и Риту, можно было не редко увидеть вместе.

      Рита, миниатюрная, но в самую меру, блондинка, нельзя сказать, чтоб очень шикарная, но элементы пикантности в ее чертах, несомненно, присутствовали. Кроме того, мужчинам импонировал в ее поведении едва уловимый шарм.

      Рита прекрасно осознавала это, и все время немного играла.

      Вот и теперь Рита, выводила поразительно тонкие узоры на своих ноготках и играла в этакий самоанализ.

      Ее жизнь с Робертом следовало признать удачной. Они, как и прежде, любят друг друга. Но жизнь уже стала ускорять свой бег. Она стала мимолетной, как скорый поезд. А за окном этого скорого поезда все время мелькает один и тот же  монотонный и серый пейзаж. А порой, начинает навязчиво казаться, что этот поезд все время несется по едва освещенному тоннелю.

      Время излечило Риту от опустошающей тоски по умершему в детстве ребенку. Осталась позади досада от невозможности родить другого малыша.

      Она не намеревалась одарить своего Робку рогами, а после любоваться их ветвистостью. Вовсе нет! Но легкий  невинный флирт Рита теперь рассматривала, как хобби, как вид древнего изящного искусства. В ее представлении, всякое древнее было тем красивее, чем строже в нем соблюдались все условности и последовательности, как в японской чайной церемонии.

     Новый «треугольник» был забавен тем, что с Вовкой они уже были дружны когда-то. И вот, намечался второй «раунд» этой романтической дружбы.

      Андрей же представлялся Рите на редкость своеобразным мужчиной. Разнообразно одаренный парень, не обремененный обычными для большинства инвалидов, комплексами, с какой-то, едва уловимой дьявольцой в пронизывающем взгляде зеленых глаз. Зеленый цвет глаз диссонировал с броской и, по-своему, завораживающей Риту фамилией – Рошаль.

      К тому же Рита знала, что Андрей и Вовик бок о бок одну зиму мерзли на «барахолке», в самый тяжелый в финансовом плане, для них, момент. Как нередко щеголял этим Андрей — в одном экипаже. Они так и не стали очень близкими друзьями. Но, в буквальном смысле леденящая душу работа, сплотила их, сделала необычайно преданными друг другу. По крайней мере, так считали сами морозоустойчивые приятели.

      Совесть Риты останется чистой при любом дальнейшем варианте разворота их «треугольника». Если они действительно уж так спаяны, то она не может стать причиной раздора двух корешей, причем «женатиков». А если же их хваленая дружба хрустнет, то видимо она и была не крепче мартовской сосульки, и упрекнуть в таком случае Рите себя будет не в чем.

     Рита, как заправский маэстро, нанесла на свой ноготок последний мазок лака, с минутку полюбовалась своим произведением и направилась в спальню, переодеться.                                                      

                                                                                      * * *

     Адвокат Сосновский имел совершенно неограниченный доступ к арестанту №1 «Матросской тишины». Теневой правитель краснобережья был слишком авторитетен, чтобы кто-либо решил его хоть в чем-то ограничить. В чем-то, кроме главного. Уже около года, как «Зубр» был лишен свободы.

     За минувший год Зубров вышел из состояния эйфории от легкости своих удач. Много лет удача была неизменным спутником трудолюбивого и смекалистого мальчишки из глубинного, даже по меркам Краснобережинска, Дормидонтовского района.

     Делая первые самостоятельные шаги в теневом бизнесе, сельский паренек не чурался самой простой, черновой работы. Впрочем, с кистенем или «пушкой» его тоже никто ни помнил. Еще в юности «Бельмондо», как его звали тогда приближенные, понял простую истину о том, что простой путь – не всегда верный. И вот, за несколько лет, «Бельмондо» прошел путь от «золушки» — чернорабочего боксера перворазрядника до благородного и уважаемого «Зубра», не коронованного короля краснобережья, депутата ЗС края.  Теперь «Зубр» — Френсис Дрейк  для одних, таких, кто беспредел вершил и «берегов не видел» и Робин Гуд, для тех, кто привык в этом мире полагаться на свои руки и собственную соображалку. А за предотвращенный им, в свое время  межэтнический  конфликт с кавказцами, даже тогдашний руководитель краевых «органов» вспоминал о нем не иначе, как с благодарностью даже теперь, когда сталелитейный кронпринц «парился» в «Матросской тишине».

     Исключительно, лишь это обстоятельство могло помешать «Зубру» самому в ходе ближайших выборов занять кресло губернатора. Но, вопреки столь печальному обстоятельству, «Зубр» по-прежнему оставался едва ли не всесильным джокером в местном политическом раскладе.

    Снабдив одного из своих бесчисленных адвокатов четкими инструкциями, Зубров отправил того прояснить ситуацию для, своего приятеля, председателя ЗС края, Чуба.

    — Благодарю вас, Антон Викентьевич, благодарю. Вы верно подметили мою слабость к апельсинам. –  начал Сосновский разговор с председателем ЗС края сытым и умиротворенным тоном. — Но замечу вам, моя любовь распространяется лишь на три апельсина. В четвертом живет аллергия. – добавил адвокат. Он встал и неспешно перебрался в кресло у столика с пепельницей. С минуту усаживался, поправлял пиджак и галстук, обдумывая детали предстоящего не слишком лицеприятного разговора.

     Наконец, он собрался с духом и продолжил беседу. Начав свою речь из далека, хитрила-адвокат, слово за слово, привел таки разговор к заранее намеченной теме. К тому, что  дальнейшая поддержка его, Чуба, в ходе грядущих губернаторских выборов группой «Зубра» невозможна. Зубров, во время последней встречи с адвокатом, подробно инструктировал Сосновского. Просил в ходе предстоящей беседы проявить со своей стороны максимальный такт по отношению к председателю ЗС.           

     -Антон Викентьевич, дорогой, — демонстрировал теперь Сосновский весь, данный Богом талант не только адвоката, но и дипломата. — Мы все без исключения, до конца дней учимся соизмерять наши желания с нашими возможностями. С реалиями сегодняшнего дня. Порой ужасно хочется съесть все фрукты на столе. Но ты понимаешь, что этим ты нанесешь вред, и порой не только, и даже не столько себе. Ты создашь, тем самым, немалые проблемы своим дорогим и близким людям.

      Адвокат погасил окурок сигареты и продолжил развивать свою теорию, поглядывая на Чуба чуть свысока. Отчасти, в силу их разницы в росте, отчасти по привычке, приобретенной за годы тесного сотрудничества со столь авторитетной фигурой, как Зубров. – Ты съедаешь три апельсина и жестко ограничиваешь свой  аппетит этой скромной порцией. Даже, если для этого потребуется отмобилизовать всю свою волю. И так во всем и всегда. Это ограничение вовсе не означает, что это последнее лакомство в твоей жизни. Что взамен вам не будет позволительно съесть что-либо другое, не менее вкусное.

      Слушая этого лощеного проходимца из адвокатской гильдии, Чуб заставил себя собрать в кулак всю свою волю и нервы. С трудом, но он все-таки сдержался и не запустил в фарисействующего адвокатишку вазой с фруктами.

     Но главное, то чего он ожидал давно, но в чем так долго боялся себе признаться, стало очевидным. «Зубр» предлагает не рвать их, уже давнюю и, казалось, крепкую дружбу. Однако, «Зубр» не верит, что он, Чуб, сможет повалить на выборах Птеродактиля. Все-таки его весовая категория недостаточна, для предстоящей жестокой борьбы. Ему ясно говорили, что отныне он вне игры. Похоже, Зубров окончательно решил поддержать «Рыбника».

     Чуб, как никогда, церемонно поблагодарил адвоката за совет. Председатель местных законодателей лишь немного выдал свою внутреннюю ярость замечанием о том, что лично он, в отличии от многих других, ни аллергией, ни несварением желудка не страдает.

Сергей Баршай.  Иллюстрации автора..                                                                                                                Март, 2002г.